Родился в состоятельной чиновничьей семье. Рос в Петербурге, в среде, где соединялись элементы бюрократические и помещичьи. По окончании (
1879) историко-филологического факультета Петербургского университета служил преподавателем древних яз. и русской словесности, впоследствии директором гимназии в Киеве, Петербурге, Царском селе. Читал лекции по древнегреческой литературе на Высших женских курсах. В печати выступил с начала 80-х гг. научными рецензиями, критическими статьями и статьями по педагогическим вопросам. С начала 90-х гг. занялся изучением греческих трагиков; выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский яз. и комментированию всего театра Еврипида. Одновременно написал несколько оригинальных трагедий на эврипидовские сюжеты и «вакхическую драму» «Фамира Кифарэд» (шла в сезон
1916/17 на сцене Камерного театра). Более всего значителен Анненский как поэт. Стихи начал писать с детства, но напечатал их впервые в
1904. «Интеллигентным бытием» своим Анненский, по его собственным словам, был всецело обязан влиянию старшего брата, известного публициста-народника, Н. Ф. Анненского, и его жены, сестры революционера Ткачева. Однако лирика Анненского, за двумя-тремя исключениями, совершенно лишена общественных и гражданских мотивов. В своей поэзии Анненский, как он сам говорит, стремился выразить «городскую, отчасти каменную, музейную душу», к-рую «пытали Достоевским», «больную и чуткую душу наших дней». Мир «больной души» – основная стихия творчества Анненского. По справедливым указаниям критики, «ничто не удавалось в стихах Анненскому так ярко, так убедительно, как описание кошмаров и бессонниц»; «для выражения мучительного упадка духа он находил тысячи оттенков. Он всячески изназвал изгибы своей неврастении». Безысходная тоска жизни и ужас перед «освобождающей» смертью, одновременное «желание уничтожиться и боязнь умереть», неприятие действительности, стремление бежать от нее в «сладостный гашиш» бреда, в «запой» труда, в «отравы» стихов и вместе с тем «загадочная» привязанность к «будням», к повседневности, к «безнадежной разоренности своего пошлого мира» – таково сложное и противоречивое «мировосприятие и миропонимание», к-рое стремится «внушить» Анненский своими стихами. Приближаясь этим «мировосприятием» из всех своих современников более всего к Федору Сологубу, формами стиха Анненский наиболее близок молодому
Брюсову периода «русских символистов». Однако преувеличенное «декадентство» первых стихов
Брюсова, в к-ром было много нарочитого, придуманного со специальной целью обратить на себя внимание, «эпатировать» читателя, у не печатавшего свои стихи Анненского носит глубоко органический характер. Брюсов скоро отошел от своих ранних ученических опытов. Анненский оставался верен «декадентству» в течение всей жизни, «застыл в своем модернизме на определенной точке начала 90-х гг.», но зато и довел его до совершенного художественного выражения. Стиль Анненского ярко импрессионистичен, отличаясь зачастую изысканностью, стоящей на грани вычурности, пышной риторики d?cadence’а. Как и у молодого
Брюсова, поэтическими учителями Анненского были французские поэты второй половины XIX в. – парнасцы и «проклятые»:
Бодлер,
Верлен,
Маллармэ. От парнасцев Анненский унаследовал их культ поэтической формы, любовь к слову как таковому; Верлену следовал в его стремлении к музыкальности, к превращению поэзии в «мелодический дождь символов»; вслед за
Бодлером причудливо переплетал в своем словаре «высокие», «поэтические» речения с научными терминами, с обыкновенными, подчеркнуто «будничными» словами, заимствованными из просторечья; наконец следом за
Маллармэ – на сознательном затемнении смысла строил главный эффект своих стихов-ребусов. От «бесстрастных» французских парнасцев Анненского отличает особая пронзительная нотка жалости, звучащая сквозь всю его поэзию. Жалость эта направлена не на социальные страдания человечества, даже не на человека вообще, а на природу, на неодушевленный мир страдающих и томящихся, «злыми обидами» обиженных вещей (часы, кукла, шарманка и пр. и пр.), образами к-рых поэт маскирует свою собственную боль и муку. И чем меньше, незначительнее, ничтожнее «страдающая» вещь, тем более надрывную, щемящую жалость к себе она в нем вызывает. Своеобразная литературная судьба Анненского напоминает судьбу
Тютчева. Как и последний, Анненский – типичный «поэт для поэтов». Свою единственную прижизненную книгу стихов он выпустил под характерным псевдонимом «Никто». И действительно в течение почти всей своей жизни Анненский оставался в литературе «никем». Лишь незадолго до смерти его поэзия приобретает известность в кружке петербургских поэтов, группировавшихся вокруг журнала Аполлон. Кончина Анненского была отмечена рядом статей и некрологов, но вслед за тем его имя снова надолго исчезает с печатных столбцов. Только в недавнее время была сделана попытка воскресить стихи Анненского: в
1923 была издана новая книжка его посмертных стихов, переизданы два прежних сборника. Однако творчество Анненского, эта поэзия скуки, страха и отравы, «злых обид» и великой жалости к малым вещам, один из самых больных цветков умирающей буржуазно-дворянской культуры – естественно остается чуждым всем здоровым тенденциям современности.
Источник: «Литературная энциклопедия.» В 11 т.; М.: 1929—1939.
